Я существо привычное к духоте и различным запахам и то, чуть не задохся, когда Урод вдавил меня в стену своим грузным телом. Я попытался что-то сказать ему, но он приложил палец к губам, и я счел за благоразумие слушаться.

— Слушай, Мелкий! — задышал он мне в лицо, — Кто-то совершил неслыханное и страшное преступление! Мелкий!!! УБИЛИ ПРОПОВЕДНИКА!!!

Пусть я даже был полузадохшимся, но последние слова Урода привели меня в чувства. Убийство проповедника — это действительно неслыханно, дело не обойдется без крутых разборок. А для меня, сами понимаете, в свете последних событий, все это имело особенное значение.

— Как убили? Кто?

Спрашивать — почему? — я разумеется не стал. По какой причине могут убить проповедника известно всякому.

Урод моих вопросов, похоже, даже не слышал. Его глаза светились, руки дрожали, — да что там руки! — он весь трясся, как будто на оголенный провод наступил. Я бы не удивился, если бы его сейчас хватил удар.

— И не простого проповедника, Мелкий!!! Слышишь, Мелкий?!! Не простого!!! Я видел его рядом с Великим Жрецом на последнем Жертвоприношении!!! Осознаешь ты это, Мелкий?!!

Рядом с Великим Жрецом!!!

Тут я понял, что у Урода спрашивать что-то не имеет смысла. Спрашивать — если вообще спрашивать нужно у Кривого.

— Он пропал несколько дней назад, его повсюду искали, а нашли… представляешь, Мелкий, в ментовском морге! Его убили не здесь, его убили наверху!

Тут мне в голову словно ударило. И стало мне плохо-плохо. Вот кого я, оказывается, обнаружил тогда в Текстильщиках! Черт побери, и я его трогал! Я его за ноги вытаскивал!

Я ему снег с лица стирал!

То, что сказал Урод потом, повергло меня почти в состояние прострации.

— Великий Жрец сам приказал провести расследование, и через ментов удалось узнать, что убийца оставил улики. Следы и что-то еще… какую-то вещь потерял, но никто не знает какую — это Великий Жрец хранит в секрете.

Я почувствовал, как земля ускользает из-под моих ног, голос Урода стал удаляться в какую-то ватную даль, и в глазах потемнело. Что я мог потерять там?!! Что такое у меня было с собой. что я мог потерять?!!

Я пропал.

Михалыч побрызгал мне в лицо холодной водой, и я очнулся. Надо же, я на самом деле потерял сознание и, представьте себе, от страха! Интересно, когда Урод понял это и выволок меня из Хрякова угла?

Лучше бы он меня не выволакивал! Лучше бы я задохнулся насмерть!

Я очнулся в состоянии тоскливой обреченности. Даже, как казалось, вернувшееся ко мне расположение Михалыча, меня не радовало. Что мне с того — ведь я уже труп!

Всю ночь я провалялся на своей лежанке, глядя в темноту и слушая переливчатый храп, доносящийся до меня изо всех углов.

Я думал о Кривом. Я думал об истинных причинах его ко мне внимания. ОНИ уже вычислили меня и, чтобы заманить меня вниз, прислали кривого… Но ведь я не убивал проповедника!

Может быть, стоит рассказать Кривому обо всем, как дело было?.. Ведь не было у меня этого… как его… мотивов! Так и так помирать, надо предпринять хоть какую-нибудь попытку к спасению!

Лицезреть Кривого мне приходилось каждый день. И каждый день я топтался поблизости, размышляя, как бы мне к нему подойти и заговорить. Но все время рядом с нами был еще кто-то третий, и потом, у Кривого было такое непроницаемое лицо, что я просто не решался! Я исподтишка наблюдал за ним и, чем больше наблюдал, тем меньше у меня оставалось сомнений в правильности моей догадки. Кривой врал, что я особенный, что я избранник… Он выполнял порученную ему работу, чтобы заманить меня… Грустно умирать в шестнадцать лет…

Интересно, что же, все-таки, я потерял такое, что безошибочно указало на меня, как на преступника? Или это сам Баал-Зеббул указал Великому Жрецу где искать убийцу?.. Нет, что это такое я думаю? Я же не убийца, на самом-то деле! Еще немного и у меня крыша поедет…

Я так и не решился поговорить с Кривым, и крыша окончательно поехать у меня не успела тоже — хотя готова была потому что обещанный день настал. Последний мой день, видимо.

Я снова собирался идти в метро. Дальних прогулок я давно уже не предпринимал, просто потому, что не было настроения. Какое уж тут настроение, согласитесь, когда я все время думаю только о том, как бы мне от смерти спастись.

Так вот, я собирался в метро. Сидеть и смотреть на поезда. Однако Кривой отловил меня уже возле тоннеля.

Он нагнал меня сзади, когда я шел и не подозревал, что есть еще кто-то кроме меня в районе, по крайней мере, километра. У меня едва инфаркт не случился, когда я почувствовал чью-то руку на своем плече, а когда обернулся и увидел его…

Мое лицо, наверное, походило на маску ужаса, потому что Кривой даже удивился.

— Чего ты так испугался?

Я попытался улыбнуться — жалкое, должно быть, вышло зрелище.

— Это я от неожиданности.

— А я думал, что ты ничего не боишься, — зачем-то сказал он, и глаз его странно блеснул, когда он смотрел на меня.

Ну да, не боюсь! Я не романтический герой, чтобы без страха смотреть смерти в глаза!

— Что я, идиот, чтобы ничего не бояться? — сказал я мрачно, а сам думал панически — вот сейчас надо все ему рассказать! Он мне поверит!.. Да, может быть, и поверит, а что, если им все равно кого убийцей назвать, лишь бы наказать кого-нибудь?

И что же я потерял, из-за чего меня так быстро вычислили? Просто неправдоподобно быстро вычислили… Ведь все это в один день произошло — и найденный мною мертвец и разговор с Кривым, Тут дело не только в уликах, я думаю, меня явно кто-то видел…

— Ну что, готов ты, Мелкий?

Я смотрел ему прямо в глаза, и сердце колотилось так сильно, что, мне казалось, стук его разносится по всему метро.

Взгляд Кривого, устремленный на меня, сделался напряженным.

— Мелкий… ты хочешь мне что-то сказать?

Сердце оборвалось и рухнуло.

— Кривой, — пролепетал я, хватая его за руку, — Это не я сделал… правда не я!

Он смотрел на меня и молчал.

— Когда я нашел его, он был уже мертвым. Он даже заледенел уже. Я думал — вдруг он живой, потому вытащил его на дорогу и снег стряхнул с лица. Я не узнал его, Кривой! Я не видел его никогда! Я не знал, что он… проповедник…

Кривой молчал. Смотрел на меня очень внимательно и молчал. Потом мне вдруг показалось, что он слегка улыбнулся одними кончиками губ и только на мгновение. Глупость, конечно — не мог он улыбаться. Это мне от ужаса померещилось, да и темно все-таки было.

— Ты же понимаешь, Кривой, что незачем мне было его убивать… да и где бы я достал ту смесь, что ему вкололи!..

Про смесь я сказал явно напрасно, потому что Кривого особенно заинтересовали именно эти, последние мои слова.

— Ты и это знаешь… — сказал он, и было в его голосе что-то очень зловещее. Он взял мое лицо за подбородок и притянул к себе ближе, — Что ты еще знаешь?..

— Я ничего не знаю… — пробормотал я, и в голове моей было пусто и легко — ни единой мысли. Я попался. Я попался окончательно. Сам сплел паутину и запутался!

— Не бойся меня, малыш. Я не причиню тебе зла… если расскажешь мне обо всем.

— Я правда ничего не знаю… Я видел случайно один раз, как… тащили одного. Он орал и вырывался, а ему вкололи что-то и сбросили в коллектор… я сбегал потом к станции аэрации, туда, где труп к решетке прибило. У него рожа такая же перекошенная была, как и у… проповедника.

— Да… — проговорил Кривой, — А ты, как я погляжу, парень не промах.

Я пытался определить по интонации его голоса — о чем он думает и что захочет сделать со мной. Но понять ничего я не мог… Впрочем, одно-то я понял хорошо — того, что я рассказал, хватит, чтобы убить меня три раза.

— Что еще ты видел?

— Ничего. И я не говорил никому ничего. Тебе одному…

— Это я понимаю, — усмехнулся Кривой, — Слава Богу, хватило ума. Лезете вы, мальчишки, куда вас не просят, потом в неприятности попадаете. Я, конечно, верю тебе, что не ты убил проповедника, только вот… во что поверит Великий Жрец, ведь газоанализатор твой нашли возле трупа.