Я теперь преступник.

Почему-то, когда мы шли выслеживать жертву, я не думал об этом, как будто забыл, что в верхнем мире то, что мы делаем — преступление, и посерьезнее, чем воровство батона из хлебной палатки или телефонного аппарата из какой-нибудь конторы. Все это я вообще никогда преступлением не считал.

Интересно, если нас поймают, сколько мне дадут?..

Я — несовершеннолетний, так что — есть надежда, что суд отнесется ко мне милосердно… Тем более, что смертную казнь и вовсе отменить собираются! К счастью для меня, для Слона, для Марика, для Кривого… К несчастью для того старичка с баллончиком и для нее… Для Катюши Алексеевой…

Кривой и Слон тащили жертву. Марик плелся сзади. Помощи от него теперь ожидать было трудно, уже хорошо, что его самого тащить не пришлось.

Меня послали вперед, чтобы знак дал, если кого увижу.

Я никого не увидел. Ни в парке, ни возле метро.

Кривой сам открывал крышки колодцев, проверял, куда можно спуститься, а куда лучше не стоит. Наконец, он нашел один подходящий, в который мы и полезли.

Колодец был не на самом виду, конечно, но и не так хорошо спрятан, как хотелось бы. оставалось полагаться только на удачу, что нас не заметят.

Лезть в колодец с жертвой было настолько утомительным занятием, что все мы даже вспотели. Осознав, куда ее тащут, девушка вдруг стала отчаянно сопротивляться, насколько позволяли путы, конечно, но все-таки затолкать ее в отверстие люка и не уронить при этом было не так-то легко. Наверное, горьким опытом были научены Слон и Марик, когда брали с собой провод — не будь жертва связана хорошо, мы бы возились с ней в два раза дольше. И все равно пришлось бы обездвиживать ее каким-нибудь образом. Страх человека перед канализационным люком, оказывается, способен заставить его творить чудеса ловкости и изворотливости. Мы же, когда ступили на дно колодца, и пошли вслед за телефонными кабелями, как выяснилось, здесь проходящими, почувствовали огромное облегчение.

Мы были дома. Мы были дома, пусть еще полночи нам пришлось разыскивать путь в наше подземное царство по бесконечным хитросплетением переходов. Пусть мы натыкались иногда на тупики, из которых не было выходов, и нам приходилось выбираться на поверхность. Мы дошли. А дойдя, свалились без сил на блохастые подстилки. Все, и Кривой вместе с нами. Мы видели, как проповедники, из числа самых приближенных к особе Великого Жреца, развязали и уволокли нашу жертву — она уже не то что сопротивляться, идти не могли — а потом, не знаю как кто, а я просто выключился. Как лампочка. В подземельях нет дня и нет ночи.

Я не знаю, сколько я проспал, но, когда я проснулся, Кривого не было, Слон все еще дрых, а Марик стонал и последними словами проклинал убиенного старика. После пережитых приключений, я чувствовал себя в этом мире, действительно, как дома. До того я по настоящему не был одним из тех, кто живет здесь — я был еще вместе с Михалычем в нашем тупичке, а здесь я был новеньким. И я боялся. Теперь я не боюсь. Теперь я один из них. теперь я брат этим головорезам, нас связывает совместное преступление, а это крепкие узы. Со всей подземной империей меня теперь связывают крепкие узы. Мир людей для меня закрыт навсегда, даже мир канализаций мне чужой. Я стал гражданином подземной империи. Настоящим слугой Баал-Зеббула. Я понимаю теперь, зачем Кривой взял меня с собой. Я связан с ним теперь не только этим злополучным газоанализатором, но и совместным преступлением, как с Мариком и Слоном… Только его я никогда не смогу чувствовать братом, никогда не смогу по-настоящему доверять ему. Потому, что он втянул меня во все это, потому что он всегда будет просто использовать меня так, как ему вздумается.

А раз уж я дома, то должен разузнать, что и как здесь расположено. Я должен разобраться в путанице переходов, тем более, что заблудиться здесь в принципе невозможно, особенно тому, кто, как я, умеет ориентироваться в канализации. Здесь еще и от ламп светло плюс ко всему, их не выключают вроде бы никогда. Итак, я отправляюсь на разведку. Представьте себе огромный дворец со множеством комнат. Смежных и раздельных и множество коридоров между ними. Дворец, правда, был не королевский, а бомжовый, но схема, по какой он был устроен, была примерно такой же. Я только начал разбираться в ней, как меня отловил какой-то тип, который едва не убил меня, но все же не убил, когда услышал имя Кривого. И то он соображал какое-то время, какого Кривого я имею в виду, а когда понял, то очень развеселился. « Его зовут здесь Аластор, — сообщил он мне и добавил мрачно, — С некоторых пор… Так что называй его этим именем, и не шляйся здесь один!» Вот так! Здесь даже побродить нельзя! Но я, по крайней мере, выяснил имя Кривого. Аластор… Что бы это значило?

Итак, мне пришлось возвращаться назад, чтобы провести остаток дня со Слоном за игрой в карты. Какая-то маленькая черненькая девчонка несколько раз приносила нам еде и пиво в банках, ее лицо всегда было неподвижным, как маска, и глаза ничего не выражали. " Кто она? — спросил я Слона, когда девчонка принесла еду во второй раз. Слон посмотрел на меня непонимающе. « Что значит — кто? Да никто!» «Ну, что она делает здесь?» «Еду таскает, — хмыкнул Слон, — А вообще по метро ходит, милостыню просит. Почти все местные бабы этим занимаются — ходят по метро с детьми.» " А детей где берут?

Свои что ли?" « Ты че, дурак?» Да, наверное, я дурак. « А кто такой Аластор? — решил я перейти на другую тему.» « Слушай, Мелкий, заткнись, а! Достал ты своими вопросами!» Да, определенно : или Слон начисто лишен такого вредного качества как любопытство или просто боится рассказывать мне что-то. А почему боится? Я же свой. Наверное, Слон придерживается мудрого правила — меньше знаешь, будешь дольше жить.

Я долго жить не буду, это уж точно. Я больше не стал расспрашивать Слона. Ни о чем. Хотя вопросов на языке вертелось множество, у меня к концу дня даже голова разболелась от их количества. Удивительно молчаливое существо этот Слон, все то время, что мы резались в карты, он пару раз выругался матом — и все!

Кривой… ах, извините, Аластор, пришел за мной вечером и перевел на новое место жительства. Насколько я успел понять систему расположения империи, он вел меня к центру, и, чем дальше мы продвигались, тем больше вокруг становилось людей. В основном это были женщины и дети, поэтому гам вокруг стоял просто невообразимый. Именно тогда, когда мы шли, я впервые назвал Кривого Аластором.

— Куда мы идем, Аластор?

Он обернулся и молча смотрел на меня несколько мгновений, потом ответил:

— Мне сейчас некогда заниматься тобой. Я отведу тебя к Рыбке… эти оставшиеся две недели она будет заниматься твоим воспитанием.

— К какой еще Рыбке? — спросил я мрачно.

— К золотой. К исполнительнице наших желаний. Отстань, Мелкий, сам увидишь ее. Это девчонка твоего примерно возраста.

Я чуть не плюнул с досады… Ненавижу девчонок!

Глава 7

НАСТЯ

Когда Ольга впервые рассказала мне о подземном мире, о людях и законах подземного мира, о зале, о яме, о Баал-Зеббуле, о жетвоприношениях, о Сабнэке и его женах — когда она рассказала мне все это, обычными для нее короткими и словно бы незаконченными фразами, глядя перед собой отрешенным взглядом, когда она рассказала мне все это в первый раз, я испугалась. Потому что я в это поверила!

Да, это звучало, как популярная фантастика, нечто среднее между «Крышами» Фаулера ( только наоборот ) и «Оно» Стивена Кинга…

Но Ольга не читала фантастики, она представления не имела ни о фантастике вообще, ни о Кинге и Фаулере в частности, она не смотрела телевизор, не ходила в кино, она была «дитя подземелий» — из тех детей, которых называют «городские Маугли». Так откуда же она могла это все взять? Выдумка, фантазия тоже должна базироваться на чем-то… На каких-то сведениях — полученных, переосмысленных и трансформировавшихся в нечто новое. А выдумка такого рода — на неком интересе к таинственному, запредельному.