— Прямо сюда?

— Прямо сюда. Потому что здесь вокруг верные мне люди, потому что здесь их можно будет уничтожить тихо и незаметно, если что… Ты понимаешь.

Я понимаю. Я снова вспоминаю бессмертную фразочку урода: «Тот, кто уходит туда, никогда не возвращается».

— Говорить вы будете здесь.

— Мы?!

— Да, ты и они. Ты — мое доверенное лицо, Мелкий.

Какая честь для меня.

— А о чем я буду говорить с ними?

— Если не будешь перебивать меня своими дурацкими вопросами, то скоро узнаешь, — терпеливо ответил Кривой, — Итак, говорить вы будете здесь, а я буду слушать, находясь в смежной комнатке за зановесочкой.

Кривой указал мне, где конкретно он будет, потом подробно объяснил мне суть возложенной на меня задачи, объяснил, а потом заставил повторить чуть ли не три раза, наверное, полагает, что я дебильный и с первого раза ну никак не запомню. Что ж, давно он меня знает, наверное успел изучить.

С меня сняли мои лохмотья. Меня вымыли. Меня одели в чуть потертые джинсы и приличную куртку, я должен был выглядеть нормальным мальчиком и не привлекать к себе особенно пристального внимания прохожих…

Рассматривая себя, такого чистенького и так хорошо одетого, я с ужасом представлял, где мне придется пролезть, чтобы привести этих двоих куда надо. Одно только радовало мне сердце и заставляло сладостно улыбаться: это была мысль о том, что там же, где и мне, придется лезть прекрасному и восхитительному сэру Ланселоту, утонченному эстету, который не пожалел своих дорогостоящих ароматизаторов для бедной вонючей Рыбки… Ты у меня еще так пахнуть будешь, благородный Черный Плащ! Ты у меня будешь БЛАГОУХАТЬ!

Когда я выбрался на поверхность, то едва не задохнулся от сильного ветра, ударившего мне в лицо, от миллионов запахов, я просто обалдел от шума, грохота, гула людских голосов. Я был сражен приступом агрофобии, стоял, втянув голову в плечи и прислонясь спиной к стволу дерева, безумный мой взгляд тонул в бескрайности горизонта. Нет горизонтов в городе Москва, кругом дома, столбы, палатки и люди… люди… люди, но я отвык от людей, от такого их количества, я отвык от неба, оно казалось мне огромным и подавляющим, и здание на другом конце улицы было далеким, как горизонт.

Была середина ноября, так мне сказали, когда вышвыривали на поверхность, но снега не было, и было достаточно тепло для такого времени года, что еще больше дезориентировало меня и… мне хотелось обратно под землю, в черные пещеры, в узкие переходы. Панически хотелось.

Последнее время мне снилось небо, почти каждую ночь.

Мне снилась трава, деревья, солнечные блики на асфальте, и я просыпался чуть ли не в слезах, а теперь… я боюсь оторвать спину от дерева. Что же такое случилось со мной?

Я здесь чужой. Это ужасно, но я действительно здесь чужой. Империя переродила меня, сделала мутантом, я больше не могу жить на поверхности!

С раннего утра я бродил в районе станции Бауманская, медленно и осторожно, как инвалид, впервые вставший с костылей. Я бродил по парку, слушая почти неуловимый шорох тлеющих листьев под ногами, вдыхая их запах, терпкий, свежий, острый запах осени.

Когда наступает вечер и приближается час моей встречи с предполагаемыми убийцами Сабнэка, я понимаю — ничто не в силах заставить меня снова лезть под землю. Ничто!

А не сбежать ли мне? Не пойти ли мне домой, не рассказать ли все родителям? И пусть доблестные солдаты ОМОНа… эх, жалко, что невозможно это, невозможно просто потому, что никто не поверит мне.

И я отправляюсь на пустырь в назначенное место.

Выполняя подробные указания Кривого, я не сразу подхожу к двоим мужчинам, стоящим вроде бы как раз там, где надо, я обхожу вокруг и своими привычными к темноте глазами, внимательно оглядываюсь: не притаился ли поблизости кто-нибудь еще.

Нет, их действительно только двое. Дюжий мужчина в джинсах и черной куртке — это отец Ольги, а молодой парень в светлых брючках и светлом плаще… сэр Ланселот.

Можешь с плащем попрощаться!

Я находился от них в нескольких шагах и успел рассмотреть очень хорошо, они же, разумеется, даже не заметили меня, не видят они ни фига в темноте, туго им придется, бедненьким, в наших подземельях.

От назначенного времени прошло уже пять минут, я нарочно не торопился подходить к ним, и они начали волноваться.

Новый русский закурил очередную сигарету, сразу же вслед за предыдущей. А Зорро (в светлом плащике) с беспокойством оглядывался по сторонам. Неужели надеется разглядеть что-нибудь? Да вот же я, под самым вашим носом! Они молчат, вслушиваются в тишину, боятся быть застигнутыми врасплох, и я нарочно подкрадываюсь к ним так близко, что даже слышу их дыхание… и громко кашляю.

Вы б видели, как они подпрыгнули!

— Привет вам от Кривого! — говорю я, стилизуя голос под блатной.

— Это ты — Мелкий? — спрашивает новый русский.

— Нет, я крупный.

Не могу я выдержать стиля. Да разве я тяну на блатного с моей-то внешностью, а главное, с моей сутью?

— Да Мелкий я, Мелкий! — сказал я, не в силах сдержать улыбку, хорошо, что они все равно не увидят ее в темноте, — Давайте, идите со мной…

И мы пошли.

Они молчали, и я молчал. Как три бесплотные тени мы скользили вдоль стен домов, заворачивали в кривые переулочки, в узкие дворики. Я нарочно вел их самым странным и запутанным путем, чтобы ни за что они не вспомнили дороги, чтобы ни за что не смогли найти ее самостоятельно.

Мы спускаемся в подвал полуразрушенного дома, и я поднимаю люк.

— Сюда давайте…

— Сюда? — неожиданно восклицает сэр Ланселот, — Я туда должен лезть?!

И смотрит на меня, как на безумца.

— Не хочешь, не лезь, — отвечаю я равнодушно.

— Перестань паясничать! — устало и обреченно говорит новый русский, — Ты ж не на дискотеку собирался…

— Да, я предполагал что-то подобное… — пробормотал высокоэстетичный юноша, с опаской заглядывая вниз.

Ха-ха, предполагал он! Ты еще не знаешь ГДЕ я собираюсь тебя провести!

— Я пойду первым, — сказал я и, заранее злорадствуя, добавил, — Идите прямо за мной. След в след. Руками ни за что не хвататься — только там, где я скажу, а то в радиационные отходы вляпаетесь, сразу вся кожа слезет… И крыс не пугайтесь, они там носятся по трубам, как торпеды, но они вам не сделают ничего, разве что укусят.

Милый Венечка посмотрел на меня с ужасом. Можно сказать, я был удовлетворен.

— Скажи, что ты врешь, — попросил он смиренно.

— Не-ет, не вру.

— Андрей, я пойду в середине, хорошо?

— Да иди ты где хочешь, — мрачно буркнул Андрей.

Я повел их такой дорогой, по которой сам не ходил никогда! И не только потому, что противно, но и опасно еще.

Кривой просил меня вести их кружными путями, а выбирал я их на свой вкус. Я должен был отомстить этому новому русскому за избитую Рыбку, а Венечке… за то, что он такой!

Один единственный раз вы здесь пройдете и, уверяю, не забудете этого никогда! До конца своих дней!

— Смотрите, не упадите, — заботливо предупредил я, когда мы начали спускаться.

Кривой, когда узнал о моей выходке, чуть не убил меня.

А узнал он о ней сразу, как только мы пришли. Понял по запаху, которым мы пропитались, кажется, до самых костей.

Впрочем, через коллектор мы шли недолго, всего лишь метров двадцать, я же на садист все-таки… да и не мазохист, потом мы петляли бесконечными переходами, где были проложены ржавые, текущие повсеместно трубы, телефонные кабели… в общем, все как обычно, в одном месте пришлось даже ползти на пузе — забыл я о том, что кое-где трубы уложили под бетон — но не могу же я помнить все! Я не компьютер!

Так что, когда мы пришли на место, то представляли из себя достойные образцы жителей трущоб. Особенно милый Венечка. Так что я вполне был удовлетворен местью.

В самом сердце Империи передвигаться следовало осторожно. Никто не должен был видеть посторонних, поэтому я вел их не совсем обычным путем, тем, который мы с Кривым специально придумали для них — темные и грязные подземелья, вонь, крысы и — внезапно та миленькая пещерка со школьной партой и дохлым стульчиком, освещенная керосиновой лампой столетней давности.